Республикалық қоғамдық-медициналық апталық газеті

ГЛАГОЛОМ ЖЕЧЬ СЕРДЦА


27 апреля 2012, 19:12 | 2 880 просмотров



Ему вполне подходит определение певца родного края. Николай Васильевич Мазняк – автор нескольких поэтических сборников, книжек для детей, ему же принадлежат тексты песен на музыку известных в Казахстане композиторов Мэлса Керейбаева, Владимира Огай и других композиторов Семиречья, включая самодеятельных. Большая дружба связывала поэта, педагога и воина с такими яркими личностями Талдыкоргана и края семи рек как журналистами Порфирием Кашкаровым и Виктором Лембергом, учителем математики Антониной Быстровой, поэтессой Людмилой Дружининой…

Это был учитель русской словестности. Поэт и Гражданин. Почему был? Конечно, есть. Н.В.Мазняк с десяток лет как больше не живет в Талдыкоргане. Переезд к дочери в город на Неве состоялся лишь по одной причине: одинокому пожилому человеку трудно выживать без поддержки, соучастия близких и родных. К счастью, единственная кровинушка без лишних условностей забрала отца с собой в один из своих наездов в город юности. И тогда, автор этих строк, неожиданно и негаданно получил привет от нестареющего душой ветерана Великой Отечественной войны, учителя в полном смысле этого слова и поэта, которому до сей поры, снятся наши пирамидальные тополя.

Над арыками, как над кюветами,

Смело доверяясь чудесам,

Тополя звенящими «ракетами»

Тянутся к далеким небесам.

Тянутся друзья пирамидальные:

Для пытливых небо – что магнит.

Манят бесконечности астральные

Крутизной космических орбит.

Пришло время поведать молодому поколению наших читателей не только о замечательном земляке, как воине, но и по сути рассказать о добром человеке, благодаря которому в душах его благодарных учеников и почитателей таланта горит искра понимания, доброты и света, лирики и патриотизма, интеллигенции и культуры. Вот какие воспоминания у Алексея Афанасьевича Кирсанова, директора проэктно-строительного института, градостроителя:«Да, прошло почти пятьдесят лет… полвека минуло, а Николай Васильевич мне помнится вот в какой необычной ситуации. Что греха таить, наша жизнь сплошь состоит из моментов выбора и следований подсказки души или сердца, разума или обстоятельств. На этот раз у меня в кармане вожделенный билет на киносеанс фильма «Кто вы, доктор Зорге?» А тут на мою беду после занятий всем старшеклассникам объявили: идем на субботник, очищать головной арык! Кидаюсь в учительскую, вызываю классного руководителя, объясняю, что билет мною приобретен заранее, в предварительной кассе, выстояв многочасовую очередь и, теперь вот рухнули все мои радужные планы. Что делать? Как тут быть? И на субботник надо идти, и фильм хочется посмотреть, да и расходы для малообеспеченной семьи не пустой звук. Одним словом жду совета. А Николай Васильевич внимательно посмотрел на меня из-под своих очков и вдруг сказал то, что я помню его слова, до сей поры дословно: «Алексей, тебе архиважное задание, фильм посмотреть, а потом перед всем классом рассказать, но не сюжет, а свои соображения, и о герое, и его подвиге, и о фильме, как работе режиссера, актеров, оператора. Понятно? Выполняй». Конечно я и фильм посмотрел, и о Рихарде Зорге ребятам рассказал, а через пару дней на школьном дворе ударно поработал, тем самым компенсировал отсутствие на субботнике. Сейчас вот думаю, а если бы Н.В.Мазняк поступил иначе?.. Однако, скажу вам честно, нет у меня иных вариантов, потому что это был Педагог, еще макаринской закалки, и он поступал всегда верно, с оглядкой на будущее, а не сиюминутное.

Со слов выпускниц далеких 60-х годов СШГ № 1 имени Абая Раисы Бегеевой, в старших классах им преподавал русскую литературу бывший фронтовик, наделенный столь яркой сединой, что не верилось, как это бывает – человек не старый, а вот голова белым бела. Николай Васильевич – всегда подтянутый, статный, иногда щеголеватой бородкой, появляется в школе и идет по коридору, чуть темноватому, прямо и несгибаемо, тут уж невольно при нем замолкают самые шумные говоруны, смирнеют самые подвижные.

- А как мы радовались, - вторит сестре, теперь тоже жительница Питера, педагог-методист Маршида Бигеева. Стоило на книжных прилавках показаться двум сборникам под названиями «Хохочет солнце надо мной» или «Радуга-скакалка», как они вмиг были сметены покупателями. Потом мы стояли в очереди, чтобы получить автограф нашего учителя-поэта. Все кто был неравнодушен к литературе всеми правдами и неправдами стремился попасть в класс, где он работал. Вот так то!

Мне, как давнему и заядлому книголюбу, повезло меньше. Узнав, что из печати вышла очередная книжка Мазняка, сколько не обегал тогдашних книжных киосков по городу, увы, разжиться желанным сборником не удалось. И вот как-то летом, отдыхая на озере Алаколь, наведываясь в Учарал за продуктами, при посещении центрального книжного магазина, узрел на полке целую стопку «Радуги-скакалки» под фамилией хорошо мне известной. При удобном случае не удержался и попросил у Николая Васильевича автограф. Вот так в моей личной библиотеке появилась книжка с лаконичной надписью-посвящением: «Собрату по перу эту книжечку дарю».

А теперь еще об одной реликвии. В школьном краеведческом музее, как впрочем и в семье А.Д.Быстровой, хранится огромный рукописный плакат. В 1969 году его преподнесли от имени коллектива учителей Антонине Дмитриевне – учителю математике по случаю юбилея. Н.В.Мазняк на том плакате начертал восемь строк, и в каждой веха в богатой на события биографии этой замечательной женщине-труженице, хлебнувшей на своем веку сполна и горя, и слез, и потери близких с так называемого кубка с простонародным названием Судьба. Вот эти строки:

Без малодушной укоризны

Пройти мытарства трудной жизни,

Измерить пропасти страстей,

Понять на деле жизнь людей,

Прочесть все черные страницы.

Все беззаконные дела…

И сохранить полет орла

И сердце чистой голубицы…

Людей изведать и любить!

Про Быстрову мы читали в областной газете опубликованный очерк «Под парусом Колумба», принадлежавший перу Мазняка. В честь 50-летия пионерской организации страны он написал прозой о человеке, который и 65 лет увлечен делом самым трудным на земле – воспитанием и обучением растущего человека, а знать не стоит на обочине. «Она в гуще жизни. По-прежнему вожак, по-прежнему – правофланговая» - заключительные строки очерка. Вот такое они поколение людей 2—40-х годов!

И как эхо минувшего – письмо от нашего земляка – Ивана Яковлевича Сержантова, в прошлом воспитанника школы имени Абая, ныне пенсионера и жителя земли Новгородской, присланное в начале текущего года. Впрочем, процитирую несколько строк – они как раз в тему нашего рассказа.

«…В школе имени Абая моим наставником был преподаватель литературы Николай Васильевич Мазняк, участник Великой Отечественной войны, замечательный поэт и внештатный сотрудник тогдашней газеты «Заря Семиречья». Помню, весной 1968 года он опубликовал в ней моё первое стихотворение. К сожалению, тот номер газеты в переездах утерялся. Зато другой номер за 1966 год с фотографией, переданный Н.Мазняк, сохранился. Следуя наказу Николая Васильевича, после выхода на пенсию я стал печататься в Боровичской районной газете «Красная искра». В основном это были рассказы».

Да, он был таким, Николай Васильевич, свой талант не зарывал и таланты других поддерживал, помогал обретать «крылья».

Однажды, слушая концерт, со сцены Дворца культуры имени И.Жансугурова, меня до боли поразили столь хорошо знакомые слова:

Город мой,

Кудрявый и зеленый,

Над кипучей Каратал-рекой,

Ты цветешь,

Как юноша влюбленный,

Потерявший, как и я, покой.

Пришлось сразу после концерта подниматься за кулисы и попросить программу на память о заочной встречи с Н. В. Мазняком. Просьбу мою уважили и, я лишний раз убедился, что память жива, ведь в программе было четко напечатано: «Город мой. Слова Николая Мазняка-Уссурийского. Музыка Мэлса Керейбаева».

Горжусь, что знаком с настоящим поэтом. Он высок, сед и прямоходящий. Внимательный. Со стороны посмотришь, идет себе человек и идет, весь погруженный в думы, ан нет, он в творческом горении, в поиске, рифмует только что возникшие строфы. Но вот Николай Васильевич заметил окружение, сердечно поприветствовал встречных знакомых, раскланялся с дамами, поздоровался со своими бывшими и настоящими учениками.

А в начале было заочное знакомство. Учитель пения Иван Иванович Поддубный, рассказывая о войне, упоминал о своем товарище, фамилию назвал – Мазняк, что он – поэт. В местных газетах время от времени печатают подборки стихов. А в дни и ночи Великой Отечественной он освобождал от врага захваченные города и села, а затем Польшу, Венгрию, воевал в Германии. А еще был в плену, находился в концлагере, дважды бежал из неволи. Награжден боевыми медалями.

И вот первая очная встреча. Мы с Мазняком – коллеги, не только по педагогическому труду, но и потому, что являемся руководителями кружков при городском Доме пионеров. Он ведет занятия в литературном кружке «Снегирь», а я –в кружке юных корреспондентов. Сидим в кабинете директора Любови Ватутиной в ожидании прихода наших подопечных. Я заробел отчего-то, а Николай Васильевич обратился ко мне с вопросом: «Как ваши дела?» Он сидит на диване, немного вытянув ноги, видимо, устал стоять у доски перед учениками все шесть уроков, теперь рад возможности перевести дух. И снова его портрет: широкоплечий, белогривый, красивый. Вблизи он уже не кажется столь высоким, не то что на улице. Признаться, я уже встречался с ним раньше. Завидев его вышагивающим по улице Октябрьской (Аблайхана), осанистого и с шевелящимися губами, не посмел заговорить, тем самым вторгнуться, нарушив процесс сложения новых стихов. Но Н.В.М. повернул голову в мою сторону и улыбнувшись, помахал рукой. В помещении он виделся старше, и походка была шаркающей, словно невидимый груз давил ему на плечи. Сейчас его поза убеждала, что он – старик, устал, и лишь живой блеск глаз из-под очков в простенькой оправе убеждал: обладатель не утерял живого интереса к жизни, её пульсу, к собеседнику. А говорить с Поэтом хочется, продлить бы минуты общения…

День очередного занятия с юными корреспондентами. Захожу к Любови Павловны за ключом от кабинета, а мне навстречу Н.В.М.

- Не спеши, друг, поговорим…

До начала занятий еще минут сорок, так что вполне можно задержаться. Говорим о нашем горьком хлебе учительском, естественно, о трудном поколении юных.

- Нет, мы не зря деньги получаем! – с убедительной настойчивостью заявляет Мазняк в ответ на моё запальчивые недовольства, что отдачи нет, что зря стараемся, портим себе нервы. – Не зря! Мы - трансформаторы. Задумайся, сколько энергии, и какой силы пропускаем через наши сердца, наши жилы. Какую массу сдерживаем, занимаем и делаем большое дело: скрупулезно лепим разумного человека. Здесь ты, друг, не прав, и я не могу с тобой согласиться.

У Н.В.Мазняка большой опыт работы в школе. К нему не грех прислушаться. Он не только поэт, но и счастливый учитель. Он может шутить и сейчас со мной шутит, смеясь, рассказывает, что в школе был обижен. Есть мещане и среди педагогов-администраторов. Глупое слово больно ранит, делает на сердце зарубку. Неправильная и нетактично высказанная мысль высказанная администратором в адрес классных руководителей была как раз тем самым катализатором, испортившим настроение десятку людей, что творят воспитание других. А в чем дело? Почему мы сетуем на ученика и дивимся его дурному поступку, его безразличию? Он же точный слепок своих родителей, наш с вами слепок, наших образов и сущностей.

Я дарю Н.В. томик стихов Андрея Взнесенкского. Он искренне рад, благодарит:

- Теперь каждый вечер буду наедине с Вознесенским вести беседы.

И после этих слов, последовало крепкое мужское рукопожатие. Лучшая память о встречи.

Сколько раз зарекался: запиши немедля, не поленись, будет ведь поздно, забудется… А какой у нас вышел интересный разговор! Теперь остались лишь его мизерные осколки и интересная его мысль: «Мы не устаем повторять, что любим природу, а вот не задумываемся, любит ли она нас?»

Новая встреча 5 февраля 1976 года. Говорим о тайнах литературного процесса, о наших поисках, друзьях и недругах, таковые, увы, тоже имеются. Мазняк при мне дописывает стихи о цветущем амариллисе. Цветок стоит в горшке на подоконнике и, наперекор зиме, что пуржит за окном, полыхает ярким огнистым оттенком. Я же нахожусь под впечатлением маленького конфликта с воспитанником – длинноволосым Денисенко. Стоило мне поделиться с Н.В.М. своими угрызениями совести, как он поддержал меня, заметив, что и у него случаются срывы, а потом одолевает сомнение или самоедство.

- А у Болконского, если помнишь, тоже были недовольства собой. Он мучился ночами, когда наказывал крепостных, казнил себя за содеянное. Значит, был еще человеком.

В библиотеке Дома пионеров беседуем… Жалуюсь, что не успел записать его стихи о весне, о поклонах облаку и стрекозе. Мазняк рассмелся: «Андрей, ты и скажешь!» На моё признание, что когда бывает грустно, иду на вокзал, где наблюдаю людей приезжающих - отъезжающих, на вокзалах остро заметен ритм убыстренной жизни. Поэт подчеркнуто торжественно воскликнул: «Ты – молодец! Продолжай так и впредь делать, для пишущего – это огромная польза». Потом несколько дней спустя, Мазняк наставлял:

- Как в поэзии, так и в прозе, должна быть точность изображения. В твоих стихах, друг, нарушена композиция. Поэзия – это загадка.

Николай Васильевич вдруг вспомнил, что на днях они с Мишей Колмаковым, начинающим поэтом, говорили обо мне. Мазняк как раз закончил писать стихи о дружбе. Соль их в том, что друга надо искать повсюду, на экваторе и на полюсе, и даже в конце жизни. Он неожиданно произнес:

- Я тебе должен что-то за томик Вознесенского… Беда, сейчас у меня ни копья. Ладно, будет еще причина с тобой встретиться.

…Как-то в начале июня забегаю в редакцию областной газеты. Скоро уеду на все лето на Алаколь, так что «загружаю» отделы своими заметками. В отделе культуры столкнулся с Н.В.Мазняком и М.Колмаковым. Они только что сдали подборки стихов. Заходит заместитель редактора и мой «крестный отец» - Анатолий Васильевич Баранник и начинает подшучивать: «Что написал? Опять, наверное, нашли две марки? Давай-ка, что-нибудь критическое, боевое. Врежь пару раз на злобу дня. Идешь по улице, а тебе вслед: «Вон пошел…» Или боишься? Лучше закрыться в комнате и писать про две марки?»

Уходим из редакции втроём: Мазняк, Колмаков и я. У меня сомнения: может быть Баранник и прав! Делюсь со своими спутниками, дескать, не мой это хлеб критику писать, лучше ведь про солнце?

- Правильно, - одобряет умудренный опытом Поэт. – Надо писать и про солнце, которое светит над нами и в нас. Не будет солнца, что тогда останется?!

Вот почему рассказывая о 90-летнем Поэте, человеке, прошедшем по дорогам военного времени тысячи километров, не утерявшем оптимизма, в год 65-ой годовщины Великой Победы, рискну привести последние стихи:

Я торопился на вокзал.

Пел песню арычок.

И тут мне тополь показал

Зеленый язычок.

Прошло всего четыре дня –

И я спешил домой…

И тополь тот встречал меня

Уже густой листвой.

И я храню в душе моей

И вновь готов обнять

Талды-Курганских тополей

Чарующую стать.

Автор:
Андрей БЕРЕЗИН, историк-краевед